Эту весну мне удалось пережить с трудом. Наконец-то настало реальное лето! Сегодня новолуние, солнцестояние и вообще, каникулы. И как удивительно удачное совпадение (стечение обстоятельств?) отмечаю появление в моей жизни поэзии Иосифа Бродского.
Да, я знала, что Он — нобелевский лауреат, и писал удивительные стихи… Но стихи его не для всех. Вовсе не для широкой публики. Есть поэты популярные, а есть поэты странные. Поэзия Бродского вот именно что странная. Я знала несколько его стихотворений по песням группы «Ночные снайперы». «Я сижу у окна» заворожила меня настолько, что слушала ее ежедневно и поставила эпиграфом ко второй части пока недописанного рассказа. Но сейчас речь пойдет о совершенно волшебном стихотворении 1962 года рождения, написанном Бордским 2 февраля.
Я не сумею так любовно и подробно разложить по полочкам каждую строчку этого шедевра, как сделал это сам Иосиф Александрович для Марины Цветаевой в его длиннейшей и мудрейшей статье «Анализ одного стихотворения». Скажу лишь, что каждый пишущий и читающий человек в этой статье найдет для себя очень много пищи уму и сердцу…
Но вернусь к стихотворению Бродского. Оно было прочитано мной вечером минувшего воскресенья. Расположено оно на 75 странице сборника, и все предыдущие буквы я тоже честно попыталась осознать. В общем, после непростого умственного труда я нашла действительно понравившиеся мне строчки и уснула вполне довольная жизнью.
Это — стихотворение-экзорцизм. Очень мощный текст на изгнание духов негативного прошлого. Поэты иногда пишут стихи-реквиемы, стихи-поздравления, стихи-наблюдения или стихи просто забавы ради. Но вот эти слова явно предназначены для тонкой и целительной душевной хирургической практики. За обилием бытовых подробностей с дотошным описанием деталей интерьера встает вполне зримая сцена. Статичная сцена, полная очень мощного внутреннего напряжения. Единственный подвижный обьект — это порхающий на заднем плане мотылек. Я думаю, это была моль бытовая обыкновенная, просто моль в стихи не зарифмовалась, и стала романтическим мотыльком. Итак,
Я обнял эти плечи и взглянул
на то, что оказалось за спиною,
и увидал, что выдвинутый стул
сливался с освещенною стеною.
Был в лампочке повышенный накал,
невыгодный для мебели истертой,
и потому диван в углу сверкал
коричневою кожей, словно желтой.
Стол пустовал. Поблескивал паркет.
Темнела печка. В раме запыленной
застыл пейзаж. И лишь один буфет
казался мне тогда одушевленным.
Но мотылек по комнате кружил,
и он мой взгляд с недвижимости сдвинул.
И если призрак здесь когда-то жил,
то он покинул этот дом. Покинул.
2 февраля 1962.
Спасибо Вам, Иосиф Александрович!
М-да, девушка, есть у меня ощущение, что к определённым поэтам мы приходим в определённых ситуациях.